Письма из израильской армии

Газетный жанр «письма из-за бугра» был актуален практически всегда. Менялись только тональность, тематика да названия рубрик типа: «А как у них?». В истории же новейшего времени и интересующей нас здесь и сейчас темы, пожалуй, всё началось, когда ещё в перестроечные годы покойный ныне Артём Боровик проторил дорогу в американскую армию, и по стопам его во все края и веси ринулись (да не обидятся коллеги) буквально стада журналистов.

Однако их исследования (понятно, на основе той информации, которую тамошние военспецы – часто на основе ещё модной тогда «гласности» - позволяли журналюгам ощутить) в основном касались американских, британских спецназов и прочих тем, хоть как-то смахивавших на «жареные».  А, например, о войсках Земли обетованной у нас до сих пор написано (или попадалось лично мне) на удивление мало. На удивление – потому, что Израиль является самой, наверное, вечновоюющей страной в мире. А уже хотя бы по этой причине – его армия одной из самых в мире боеспособных.  И тем более потому, что множество наших ещё советских, да и уже российских бывших сограждан, эмигрировавшие на Историческую родину, службы в тамошней армии не могли избежать по определению. Поэтому адресат этих писем, естественно, не мог упустить возможность их получить. А, получив, - опубликовать. Дабы не только мне (надеюсь) интересно  было.

Имя автора (лицо это вполне реальное) мы не называем – оно не принципиально,  к тому же МОССАД – лучшая в мире разведка. Короче: равняйсь, смиррррна!!!! Ать – два!!!

 

Солдату Бог послал кусочек сыра

На базе распределения меня мариновали с неделю, собираясь засунуть сперва на курсы командиров учебных взводов боевых частей, потом в военную полицию, потом плюнули и послали в общеармейский курс молодого бойца, здесь известный под названием тиронут. Три командира учебного взвода в звании рабат (ефрейтор), два сержанта отряда, три офицера (мл. лейтенант, девочки), командир отряда (ст. лейтенант), его секретарь (мл. лейтенант) и, разумеется, прапорщик отряда. Это всё моё бывшее начальство, при виде которого надо вскочить и не своим голосом заорать: «К прибытию командира взвод обратился в слух – слушай!» - в переводе на русский.

Все эти люди орали на нас по 19 часов в сутки, спали мы в палатках, иногда дежуря ночью по полчаса каждый, иногда дежуря по базе. В качестве учебного материала – полевая подготовка: ползаешь в пыли или по колючкам, пить обязательно, пИсать нельзя, плюс стрельбище, плюс изучение винтовок (автоматов) М-16 (личное оружие), «Узи», «Галиль» (израильский автомат АК-47).

Выданное же обмундирование включало в себя видавшую виды американскую каску-«вьетнамку», и мы обтягивали эти каски песочной маскировочной сеткой. На сетке писали толстыми фломастерами имена и всякую дрянь типа BORN TO KILL или UR IN THE ARMY NOW. Обучались же мы, сидя на солнышке в крайне неудобных позах.

Наказуемо всё, что выходит за пределы, указанного командиром. Но командир не может сказать тебе ничего ругательного, хотя и может обещать всяческие наказания; не имеет права коснуться тебя (за рукоприкладство здесь сразу сажают в тюрьму), хотя и может минут пять размахивать пальцем перед твоим носом и вонючим таким тоном говорить: «Я тебя сделаю вот таким вот маленьким-маленьким» или «А кто не успеет вовремя сделать то-то и то-то, будет бегать от меня до я не знаю куда и обратно, пока не научится укладываться в мои секунды».

Многие из этих обещаний не пустые. Солдат, отказавшийся пить, когда всем было приказано, таскал сутки за собой 25-литровую канистру, пока не выпил её всю. Съев без приказа начать еду кусочек сыра, я потом подал написанное 400 раз предложение: «Я не осложню отношения с командиром из-за кусочка сыра». В другой раз я писал сочинение на четырёх листах на тему «Бережное отношение к армейскому имуществу» за то, что командиру показалось, будто я по злобе бросил оземь каску (а я просто скинул её с башки, чтобы успеть надеть кепку и встать в строй, пока считали последние секунды).

Раз я получил «час на выходе», т.е. ушёл с базы в субботу на час позже всех из-за того, что на стрельбище повёл автоматом в сторону. И хотя ни на кого его не направил, меня всё равно наказали. А в другой раз я приехал с выходных на 2 часа раньше всех за то, что на посту снял портупею с амуницией.

Здесь учат обращать внимание на мелочи. И не зря. Каждый день нам рассказывали, что случалось из-за несоблюдения мелочей. А нарушение называется легко и просто – «фак». На разборке «факов», которую устраивают перед выходом с базы в пятницу, мы все сидим по стойке «смирно» - это скрестив ноги, выпрямив спину, держа перед собой автомат стоймя, руки положив на ствол (но не на верхушку, разумеется, а ниже). Попробуй посиди так, глядя на кончик ствола, хотя бы минут 10 (можно использовать любую палку, руки чуть ниже уровня глаз). Двигаться нельзя строжайше, двинулся – фак, час на выходе. Голову нельзя повернуть, позу нельзя поменять.

Разбор факов продолжается от 40 минут до часа. Встать – невозможно. Сначала падаешь на спину, потом вытягиваешь ноги… А на выходные остаться на базе – серьёзное наказание – можно за дерзкий разговор с командиром, намеренное (а иногда и непреднамеренное) невыполнение приказа, курение на посту, ошибочную стрельбу в режиме автомата на тире и т.д.

Но здесь обходится без идиотизма, то есть траву не красим, песок не подметаем, шины не гуталиним и никакой дедовщины. Просто рабата (ефрейтора) ты получаешь через 8 месяцев, самаля (сержанта) – через 2 года (иногда раньше, если есть специальная необходимость). Но и тогда ты можешь командовать только в принципе, а на деле только иногда, когда тебе это поручено.

А в боевых частях исключено любое социоматичество (социомат – особь, забивающая на всех поперёк и пытающаяся паразитировать за счёт своих соособей) в силу отбора (очень интеллигентная публика) и в силу особенностей службы (очень тяжёлая, если не все за одного, то не выдержать).

 

«Первое в жизни завещание я уже подписал»

Привет, Дмитрий Юрьевич.

Наконец нашёл время и место тебе написать. Место: базочка такая, закинутая в пустыню. По ночам звёзды и Млечный Путь, скорпионы гуляют. Днём жара 40 градусов, пьём по 8 литров воды в день. И время – восемь утра пятницы.

Что мы здесь делаем: несём караульную службу по 10 часов в день. Находясь на посту, наблюдаю за въезжающим-выезжающим транспортом. Очень жарко. К тому же М-16 хоть и классная винтовка (калибр «Калашникова»), но длинная, зараза, и тяжелее его. Есть, правда, укороченный вариант, но он у офицеров. А я – вонючий рядовой трёх месяцев службы. Значит, как бы «дух».

Но я не в боевых войсках, а там тиронут («учебка») идёт 4 месяца (у нас – месяц). Потом они ещё сидят два месяца в Ливане, ещё два месяца на «территориях» (видимо, имеются ввиду спорные с арабами земли – Д.Д.) и очень много бегают. Разные боевые части имеют разный «маршрут» учёбы, но бегают много все. Там, правда, хорошая публика, вполне интеллигентный народ без всякого «чмошничества» и т.д. – не то, что здесь…

А меня туда не взяли. Единственный сын может попасть в боевые части в Израиле только в случае письменного разрешения родителей. Я же попал не в стройбат, а в маркитантство, снабженчество, обоз и обеспечение. Так примерно переводится слово «ахзаха». 

Полтора месяца – даже почти два – я жду курсов «командир – не офицер – снабженец», после чего куда-нибудь меня на остаток службы запихают. Кладовщиком.

Что дальше? Через семь месяцев получу я звание капрала, а ещё через год – сержанта, если не плюну на всё и не попрошу сокращения службы. Как-никак, для этих игрушек я уже староват. Можно, конечно, пойти в другую сторону и сделать длинный, примерно в полгода офицерский курс. Тогда я обязан буду прослужить ещё год – правда, в совсем других условиях. Пока же у меня есть всякие деньги от армии: на квартиру, на свет-газ, на еду… Чуть больше 400 долларов в месяц получается. Но это мне – одиночке, а обычный солдат получает 70 долларов. Но у обычного солдата есть родители, ему не надо платить за съём квартиры и т.д. Женатый солдат служит только «рядом с домом» и ночует, естественно, не в армии за редким исключением.

Мне, плюс ко всему, полагается раз в месяц день на дела по хозяйству, раз в год – отпуск, можно съездить к родителям.

Что ещё? Офицеры и солдаты ходят  одинаковой форме, едят одинаковую еду за одним столом. Обычно офицеры никогда не орут и ведут себя тихо. Раньше вообще никто ни на кого не орал, но сейчас многое не так: в армии мало кто хочет служить, слушать команду тоже не у всех получается. Особо страшно не наказывают: расхожее наказание - «неделя без выхода» или «суббота на базе». Все армейские машины maid in USA – причём выглядят так, будто они повидали не только Вьетнам, но и Нормандию с Арденнами, особенно джипы. Ездят, правда, как звери. Каски – тоже американские. Так что мы выглядим, как в кино, а всё вокруг происходящее воспринимаем как анекдот. Иногда – как скверный анекдот.

Ну и, конечно, есть у нас прапорщики. Точно такие же. Правда, не воруют, но в принципе одинаковые. Где они соберутся в компанию, там сразу же разговор только про деньги: кто сколько получает, кто какую ссуду взял, кому сколько надбавили. Больше ни о чём не говорят.

Кроме погоды (вчера началась пыльная буря – это, надо тебе сказать, зрелище), нас радуют скорпионы, пауки размером с ежа, сороконожки сантиметров в 20 и летающие тараканы. Для разнообразия встречаются в этих местах змеи – очковая, эфа и гадюка. Из крупных животных в изобилии водятся лисы с большими ушами, хвостами и тощие, как селёдка. Иногда они бывают бешеные, а всегда они бывают - наглые и трусливые, что даёт нам повод задуматься о скверне в человеческой природе.

Тут вообще много думается о вечном. Например, на шеях у нас висят жетончики, которые в случае нашего… э-э-э, нашей, в общем, того, ломают пополам. Одну половину оставляют при нас, а другую вместе с компенсацией отправляют по уже написанному адресу. Так что первое в жизни завещание я уже подписал. Впрочем, над всем этим мы только смеёмся, потому что на базе магазин в наши винтовки вставлен, а так в караул ходят БЕЗ магазина. И при этом караульный устав таков, что пока ты взведёшь чего-нибудь, тебя можно будет уже аз пять шмякнуть.

Когда мы спим, мы кладём винтовку под голову. А подушек, простыней, наволочек – нет. Максимум – спальный мешок и два колючих войлочных одеяла. В карауле спят, не снимая формы и ботинок. Но мы не в портянках, а в носках. Так что я стараюсь на людях ботинки не снимать – прости уж за интимную подробность.

Теперь напишу тебе про всякие рода войск. Есть, выходит, боевые дивизии: ГОЛАНИ, ГТВАТИ, ПАРАШЮТИСТЫ, НАХАЛЬ (ударение на первый слог), боевая инженерия, естественно – артиллерия и танки, ну и куча ещё чего. На внешний вид различается вся эта музыка цветом берета и цветом ботинок (! – Д.Д.). У боевых ботинки красные, у остальных – чёрные. Береты: красные – у парашютистов, фиолетовые – у Гивати, ярко-зелёные – у Нахаля, у Голани – коричневые. А у меня – хаки… И (прикол!) все бреют береты. Потому что их носят на плече под погониной. И если не брить, то берет торчит, как труба. А бритый берет лежит на плече, как дохлая кошка.

С берета, как с бескозырки, свисают две чёрные ленточки. На них чего только не вешают: пули, деревянные шарики, вышивку и т.д. Если я попаду в боевую часть, то мне тоже дадут берет боевой бригады. Только на берете будет другой значок, да кто же на это смотрит? А боевые-то за эту беретку бегали по 40-50 километров с носилками. Именно так. Есть и такие, что больше бегали.

Есть ещё моряки и лётчики. Лётчики – высшая элита, они строго засекречены. Пехота Голани и Гивати  - тоже элита, парашютисты – только чуть ниже лётчиков. Учёба у них – кошмарный сон. Есть голодные недели, бессонные недели, чёрт-те что ещё и, как я уже сказал, пробежечки по 40-50, а то и по 100км. В общем, чисто на выживание. А ещё нам выдают такие книжки – «Удостоверение пленного. Всегда носить с собой».

 

Год спустя

Пообещал я тебе ещё из армии писем, а ведь не о чем писать-то. То есть как бы и есть о чём, но наша жизнь однообразная не оставляет у меня сил ещё её описывать. Мы на своей базе не встречаемся с горячими ситуациями, и на патрульном джипе я пока только за кроликами гонялся. А в отношении людских характеров – ты сам знаешь, что бывает, когда есть много людей, а делать им нечего.

Как-то в России, в каком-то позднем автобусе, ехал я вместе с кучкой хорошо выпивших солдатиков. Когда они, поддерживая друг друга, стали из автобуса выскребаться, кто-то их подбодрил: «Вперёд, ребята! Любых врагов победят!». «Прапорщики их враги» - заметил в ответ какой-то знаток вопроса. Вот и мы воюем в основном с ними.

Правда, понятие прапорщика здесь пошире, чем в России. Это не просто сверхсрочник - это как бы профессиональный солдат. Иногда им даже офицерские звания дают. Потому что здесь, чтобы стать офицером, не надо учиться четыре-пять лет. Нужно сдать не очень простой экзамен и потом пройти курс, который продолжается 8 месяцев. На этом курсе издеваются над тобой в полный рост. И уж если выдержишь - то, значит, кое-какая выдержка и хладнокровие у тебя имеются. И потом. Не со зла же над тобой глумятся: просто так надо, чтобы человека проверить. Нехитрая премудрость.

Ещё более нехитрая премудрость – зарекомендовать себя тупо тщательным работником и выйти на прапорщицкий контракт. Армия даст тебе и учиться, и одеться, и денег в дорогу, и всего понемногу. А стать прапором можно даже на три месяца.

Но поговорки про них в здешней армии не менее колоритны, чем наши русские. То есть перевод некоторых из них имеет оглушительный успех, а местные шуточки… ну, хотя бы: «Прапор в армии – что обезьяна в джунглях». Ладно, не буду цинично обхихикивать родные (эх…) вооружённые силы. Тем более, что везде попадаются порядочные люди, сохраняющие с нами, солдатами, человеческие отношения. А нас посылают вот автобусные остановки охранять от покушателей (покусителей, покусателей), и чтобы не пускать арабов с мешками внутрь. То есть сначала проверить ему мешок, а потом пусть едет, конечно.

Многие воспринимают Израиль как страну апартеида по типу бывшей ЮАР. Но я прожил здесь четыре года и вот что вижу: евреи в арабские районы не ходят, в арабских автобусах не ездят, в арабских лавках не толпятся. Всё это чревато вполне реальным смертоубийством, и никаких примеров не надо. Арабы же запросто ездят в еврейских автобусах, ходят по еврейским супермаркетам, без всякого страха идут по любым еврейским улицам. Для арабов с «территорий» нет проблем получить израильское разрешение на работу, что даст им возможность всегда въехать за «зелёную черту» (т.н. граница 1967 года). Дол интифады 1985 года евреи вообще ездили к арабам в гости: на свадьбу, на день рождения…  А в 1984 года – начало интифады – всё изменилось. И это, увы, «рука Москвы» - надо было увеличивать продажи оружия, да и идеологи Кремля евреев не жаловали.

Впрочем, это всё никому не интересно. Сверхдержавы интересует прежде всего нефть. Сейчас с Израилем дружат только из-за страха фундаментализма. Боятся их (арабов – Д.Д.), и не зря: я эти автобусы видел.

В случае публикации этого письма я бы не хотел, чтобы кто-то подумал, что оно «произраильское» или, Боже упаси, «пропаганда». Просто Израиль – по многим причинам уникальная страна. Армия тоже особенная, и все проблемы здесь видны необычайно рельефно. Кроме проблем и отголосков истории, из которой вышла европейская цивилизация, здесь три великолепных моря, обалденные холмы, очень красивые девушки, много солнца и вкуснейшая кухня. Вот просто приехать сюда отдохнуть – никто не пожалеет о том, что это, может быть, чуть-чуть подороже Турции или Венгрии. Впрочем, я же из армии пишу…

Был на некой военной кафедре одного горьковского ВУЗа один такой офицер. Когда, рассказывая о западных армиях, он доходил до солдат-женщин, то пульс его – слышно было издалека – учащался изрядно. А в Израиле-то девчонки служат все; вот бы сюда офицера этого посмотреть, как же это происходит.

Он был бы сильно разочарован.

Девочки в армии Израиля занимаются очень разными вещами. Она может быть секретарём своего командира. Или инструктором в учебном взводе. Или командиром танка. Самых длинноногих, конечно, рассовывают по элитным частям. Наша база к ним не относится.

То есть и у меня в учебном взводе была командирша. Этих выбирают специально. Росту в ней было – пожалуй, мне по пояс; зато орала она громче самолёта. И было ей 20 лет, а мне – 24, и я ей громко-громко кричал: «Командир, разреши пойти пописать (ударение на второй слог)» - в Израиле нет «Вы», а она на меня смотрела снизу вверх и с презрением сообщала: «Обождёшь». За громкий вопрос в строю: «А кто, интересно, сексуальнее – она или её автомат?» любопытствующий новобранец получил, бедняга, две недели тюрьмы.

Во какие крутые девочки!

В конторах же зачастую сидят они с утра до ночи, много курят, чертыхаются и звонят своим приятелям. Но вытягивают они эту лямку…

Да! Вот ещё про прапорщиков.

Скоро в Израиле отпразднуют День Независимости. По этому поводу из самых рослых ребятишек в нашей бригаде составлен почётный караул, который поставят у флага. Командует парадом человек в должности «прапорщик базы» - человек, полнокровно живущий только на утреннем построении, когда он, заметив нечищеные ботинки у несчастного солдатика, распекает его фразами типа «здесь вам не тут» или «падение солдата начинается с его ботинок». Про этого монстра дисциплины ходит, между прочим, следующий рассказ.

Некогда один араб, захватив топор, зашёл в еврейский автобус и попытался там этим топором кого-нибудь порубить. На тот момент случился за его спиной простой «русский» эмигрант из Рязани, который топор у араба отобрал, самого араба положил на пол, завернул ему за спину руку и сам сел сверху. Люди разбежались, и в пустой автобус вскочил солдат с горящими глазами и винтовкой. Первым же выстрелом солдат метко поразил русского мужика в область живота, а араба изрядно перепугал, отчего тот сразу и сдался.

За храбрость, как говорят злые языки, солдатик был поощрён недельным отпуском, а «русский» провалялся месяц в больнице. Впоследствии солдат решил связать свою жизнь со службой Родине и стал прапорщиком – тем самым, который орёт над моим ухом по утрам: «Ты! Да ты и бритым на солдата-то не похож, а посмотри на себя сейчас, кусок чучела!».

Боже, какая общечеловеческая ценность, как говаривал ГОРБАЧЁВ, эта людская… скажем, торопливость.

Теперь вернёмся к нашим баранессам.

Отношения между полами таковы, что за пребывание - неважно по какой причине -мальчика в казарме девочек оного мальчика будут судить строго , и вкатят ему месяц тюрьмы или больше. Это значит, что можно всегда найти другое место, если уж надо его найти – понятно, для чего. Любопытно, что иногда вспыхивают горячие романы между солдатами учебки и их девчонками-командиршами. Изводит, изводит она несколько месяцев своего солдатика, а кончается всё просто, как три копейки. Такова прекрасная реальность…

Тут подумалось: вот развожу чернилами-то, а вокруг тёплая майская ночь, мимо ноги ползёт себе бледно-зелёная ставосьмидесятитрёхножка с усиками, над высокими горами Иордании вылез огромный тонкий месяц лодочкой…  Пролетели две-три падающих звезды, с соседнего холма скоро раздастся пение муэдзина: там деревня и мечеть. Всерьёз полагаю, что этот абзац проникнет глубоко в сердца некоторых читателей, встречавших весну, скажем, 1980 года в подобном антураже, только ещё восточнее. Да, ребята, а «Стингеры» у них – те же самые.

Продолжу, однако, про храбрых солдаток. Они зачастую такие храбрые, что выходят на офицерские курсы и дослуживаются (сам видел!) нередко до капитана, а то и до майора. В среднем, конечно, уже на лейтенанте кончается их служба. Зато спроси её: «Кем ты в армии была?» - «А офицером», - и все вопросы, например, при поступлении на работу заканчиваются. Раз офицер – значит, стоит того. Многим девочкам именно это помогает потом «на гражданке».

Но девочки могут в армию и не пойти. Для этого нужно либо быть религиозной, либо иметь справку о том, что данная девочка религиозна, либо выйти замуж, либо иметь справку о замужестве (фиктивный брак, вот он!); в конце концов, эмигрировать в возрасте более 18 лет. Большинство всё-таки служит. Рано или поздно любой солдат так или иначе отвечает на вопрос: «А надо это всё?» - неважно, в какой армии он служит.

В наёмной армии те, кому «всё это» не нужно, могут прервать контракт и уйти, не обременяя командиров лишними сомнениями и необходимостью понимать мотивацию. При обязательной службе тот, кто не хочет, создаёт много проблем. Об этом писано-переписано, говорено-переговорено. Вопрос, как отнесётся общество на уровне законов и ежедневного поведения к человеку, отказавшемуся от обязательной службы? В Израиле, таком маленьком, где постоянно стреляют, раньше отказ от армии создавал серьёзные препятствия в карьере. Недавно это положение резко изменилось, и сейчас можно получить даже государственную работу (исключая сферу обороны и безопасности). Для девочек этот вопрос вообще почти не стоит.

Да и что делают люди, выходя из армии? Они уезжают на пару лет из страны стряхнуть с себя пыль военных баз и вытряхнуть из головы эхо команд. Последнее делается на Дальнем Востоке, где марихуана растёт, как в России – крапива, причём круглый год. Некоторые люди вообще там и пропадают.

А совсем потом – кого интересует, где ты служил, как ты служил; зачастую человек, прошедший три года боевых войск, услышит в спину: «Ну ты и фраер».

Единственное, что мешает перейти к профессиональной армии – это размеры Израиля и его враждебное окружение. Но России-то что мешает? С кем это приходится постоянно перестреливаться, в каком Ливане? Что делают бедные подневольные новобранцы на базах Чечни (написано в 1996 году – Д.Д.), кто из них хотел сам бы туда попасть? Звучит, конечно, как советы постороннего – уже. Но, как-никак, я тоже в форме, с оружием и могу эти вопросы задать.

А почему в Израиле поменялось общественное мнение в сторону отказников? Что-то изменилось вокруг? Нет, просто в последнее время отказников стало очень много. С одной стороны – конечно, это определённое падеине морали. А с другой – ну, и что же с этими людьми делать? Стране нужны нормальные рабочие, служащие. И кто же будет работать, если такому большому количеству людей перекрыть кислород?

То есть понятно и ясно всем, каковы преимущества профессиональной армии перед общеповинностной. Израилю мешают осуществить переход к профессиональной армии только те уникальные факторы, о которых я уже сказал. А вот за Россию, как обычно говорится, и как только издалека можно по-настоящему почувствовать, - обидно.

Впрочем, я сделал петлю вокруг главной темы. Оправдаюсь тем, что, рассказывая о девочках в армии, я пытался сделать вывод о желательности перехода к армии наёмной. Хотел ещё раз сказать, что наёмная армия – естественнее, что ли. И, да, что армия обязательная хоть и возникает в результате естественного хода истории, но человеческую природу и породу в среднем не улучшает.

Ну, эти соображения вылезают за рамки письма; уже и так поздно, и дежурная по нашему батальону включила уже свет, и, наверное, спит на своей дежурной раскладушке. Обычная девочка – наверное, через год после школы, как все, надела форму; может быть она, отслужив, пойдёт в университет; а пока она учится молча глотать слёзы, когда её не отпускает пораньше (да в который раз) командир. Который, между прочим, так говорит: «Это всё игрушки, в гражданской-то жизни гораздо труднее». Вот и верь ему.

Был у меня учитель. Поднимая палец, он говорил: «Жизнь – это армия в квадрате». Армия, то есть, как бы – корень из жизни? – ну, он математику преподавал, - но жизнь больше армии – вот чего не добавил почему-то наш учитель. А в Израиле говорят – «после армии жизнь продолжается» - дескать, не унывай.

Пока что я здесь и прервусь.

Передавай всем приветы. С сим и остаюсь, искренне твой CIA.

(CIA – это, упаси Боже, не ЦРУ – как кто-то мог подумать. Просто таковы инициалы автора в английской транскрипции).

 

Письмо получил. Дмитрий Дёмин