Отчаяние

Отчаяние… Что может быть хуже, а может быть грустней? Отчаяние.… А может быть оно лучше печали, когда в  безвыходной ситуации не видно ответа на один лишь неразрешенный и непонятный вопрос?

Да и не может быть ответа на этот вопрос хоть и после понятен смысл его. В безвыходной ситуации уже виден и даже понятен смысл и очевидна проблема ее, но, пожалуй, не подвластна она стихии потоку, который привел бы к решению проблемы, казалось бы, простой, или привел к выходу из нее. Но невозможно найти ту самую дверь, что откроется однажды перед тобой и выход покажет из проблемы совсем непростой. Нет такой двери и перед тобой глухая стена, что холодом дышит и будто специально невидимой рукой строит преграды, чтобы не найти ответа на тупиковый вопрос.

Пусть будет отчаяние в непростой ситуации, что существует без выхода и без ответа. Пусть будет оно, и правда горьким осадком останется на душе, что терзается от неразрешенной проблемы, на которой не будет ответа, который будет решение, наверное, сложной проблемы. Но на самом деле простой и легко разрешимой.

Пусть будет отчаяние, что ляжет горьким осадком на трепетном сердце, но оно лучше, чем грех, что сбил с пути человека, который стоит за непроходимой холодной стеной. А может не грех сбил с пути человека? Может быть, жажда власти или какой-то выгоды затмила рассудок его?

Все может быть, но это его настоящая и греховно-правдивая слава и преступный успех. Пусть будет он счастлив сейчас и богат. Пусть не знает он об отчаянии твоем и не видит терзаний души от того, что слава и бедовый успех затмили его души помутнение и веселие мути затмили глаза, что не видят перед собой ничего, не замечают ослепленные глаза никого.

Но ненадолго затмение грешной души человека, что стоит за холодом дышащей глухой стеной. Ненадолго ослепли его, казалось бы, стеклянно-счастливые глаза. Спадет греховного счастья пелена и оголит скупую и жадную душу его от того, что разум и взгляд остыли от дыхания той самой стены, что выстроил, он невидимой силой руки от тебя закрываясь. Когда-то он думал, что получиться спрятаться, закрыться и от тебя откреститься. Думал он, что ушел от преступно-счастливых деяний своих и в успешном счастье он скрылся, оставив тебя, может быть погибать. А может быть думал, что не все так плохо у тебя и за душой что-то есть и будет поддержка. Настолько сильно грешным успехом он был ослеплен, но оказался теперь сам задавлен своей, же холодной стеной…

Прошло много дней и часов, еще больше секунд и мгновений, много было душевных терзаний и учащенных сердца биений, а после все это ушло и пропало куда-то. Скорей всего в неизвестность вселенной, оставив лишь в памяти горький осадок, но не беда. Ведь в памяти прячется счастье еще, которого больше.

Теперь же ты нашел ответы на любые вопросы, что безответно-понятными были это мучительно долгое время, что былью тягучей тянулось.

Теперь ты по своему счастлив, но осторожен на долгом и длинном жизни пути.

А что же теперь с тем, кто был за глухой и холодной стеной? Что стало с ним и его грешной душой, что сумела рассудок ему затуманить греховным счастьем успехом его? Однажды задашься вопросом, пытаясь себе дать ответы на эти вопросы на которые от него не  получишь ответов. Лишь только потом, может быть, узнаешь о том, что же с ним стало. Какой стала его дальнейшая жизнь и судьба.

С ним ничего не случилось, не ответил он за злодеяния свои. Он также живет и дышит как ты, но только теперь нет в его глазах счастливого огонька, ни от грешного счастья, ни от святого. Потухли они и стали пустыми, как и подлая душа его, что мелочно-жадной была и пустой. Весомой стала она от успеха, что неправдивой славой ее в мгновение одно он наполнил…

Ты по своему счастлив теперь, как многие, а он же теперь в извечном споре и даже душевной борьбе со своим разумом, что был ослеплен быстрым, но греховным успехом. Теперь он оказался за глухой стеной. Которую сам же построил. Теперь он терзается в нелепых раздумьях, что кажутся ему сложно-простыми. Он стал понимать (может быть), насколько был глуп в своей слепоте мелочной души и взгляд его был слепо горящим от горя чужого, которое он сам сотворил и скрылся за своей же стеной.

Теперь же он понял, от чего море бывает соленым, в какую игру он играл, и за что был, жестоким успехом награжден и после чего его душа стала пустой. Впрочем, как взгляд, что потух вместе со счастливой преступной искринкой.

Сейчас он себе вопрос задает – За что мне все это? Почему со мной случилось несчастье, от которого взгляд стал потухшим и истерзанная душа, будто бы испарилась от холодного дыхания непроходимой стены, что стала родной для него? От чего мне плохо от счастья? Ведь успешным я стал и богатым.

Борется разум с душой, а сердце вторит в ответ двум теперь уж врагам, что грешным путем был получен успех, а счастье – преступным. После такого признания сердца он – успешный, богатый, как будто исчез, растворился в пространстве вселенной, как будто пропал, или умер грешник счастливый, но жив он, но не счастлив от счастья, которое он сумел забрать, оставив другого, ни с чем.

Зачем же мне счастье такое? Зачем мне такой вот успех? Ведь после него я никем стал. Да, я богат и успешен, но со своим я остался один. Один на один я остался со своей душой и взглядом пустым. Зачем мне все это? Что теперь с тем человеком, от которого скрылся я за своей же глухо-холодной стеной?

Не дав ответа на эти вопросы, что задал он сам себе в немом монологе. Не зная, что стало с тем человеком, у которого отнял он все, оставив ни с чем. Начал терзаться он вновь, а после не получив прощения, оставшись в вечном споре с самим собой ушел в неизвестность с пустой душой и взглядом потухшим, но остался жить на планете, не уходя за пределы ее. Ведь во вселенной не будет прощения ему за преступный успех и грехом полученное счастье. Даже богатство не в радость ему. Потому что разделить его не с кем и преступное счастье ходит за ним по пятам. Как будто специально, а может быть, невзначай преследует грешного, преступного счастливца, но очень отчаявшегося несчастливого…